Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вернемся от кровавых побоищ к мостам, где не размахивали кулаками, а… целовались. Вы, уже видимо, догадались, что речь пойдет о мостах Петербурга. От венецианских: зловещего «Моста наемных убийц» или загадочного «Моста честной женщины» перенесемся к берегам Невы и вслушаемся в мелодию этих названий: Итальянский, Певческий, Синий, Поцелуев, Львиный.
Скажем, Итальянский мост, соединяющий Казанский и Спасский острова Петербурга, является продолжением Итальянской улицы и располагается рядом с Храмом Воскресения Христова (Спас-на-Крови). Певческий мост связывает Казанский и 2-й Адмиралтейский острова через реку Мойку. Название его произошло из-за того, что мост упирается в ворота Певческой капеллы Санкт-Петербурга. Синий мост тоже располагается на Мойке и свое наименование получил от первоначального деревянного моста, который был выкрашен в синий цвет. Мост еще называют «мостом-невидимкой», так как из-за рекордной среди городских мостов ширины (97 метров) он воспринимается как неотъемлемая часть Исаакиевской площади.
Рядом, тоже на Мойке, находится самый, видимо, лиричный среди петербургских мостов – Поцелуев. Известно, по крайней мере, шесть легенд о происхождении этого названия. Одна из основных – о том, что в XVIII веке, когда граница города простиралась только до Мойки, на мосту прощались со своими возлюбленными все, кому приходилось уезжать из Петербурга. У известного ленинградского поэта Вячеслава Кузнецова с этим местом связаны свои воспоминания:
«Ликуя, а порой печалясь,Я стыл, как птица на лету…Забудется ль, когда встречалисьНа Поцелуевом мосту??Я вспоминал потом в разлукеТо все с начала, то – с конца.Мосты, мосты! Они, как руки,Связуют время и сердца».
Главный редактор журнала «Нева», питерская поэтесса Наталья Гранцева вообще считает, что мосты через Мойку обладают особой энергетикой и настолько изящны, что буквально летят над водой:
«Легкий мостик над Мойкой парит.Ни за что не поверить, что каменьТак воздушно, так хрупко летитНад родными тебе берегами.Нет в нем тяжести, мысли, труда,Нет насилья над зреньем и слухом;Скажет путник, пришедший сюда:«Как взойти мне на мостик из пуха?!».
Добавим, что Петербург славится необычными названиями своих мостов. На той же Мойке, кроме Синего, есть еще два цветных (Зеленый и Красный) моста. Через Славянку перекинут Мост Кентавров; в Екатерининском парке можно пройтись через Мост у Скрипучей беседки, Недалеко от абразивного завода в 1930 году через реку Волковку был построен Алмазный мост. Есть в городе и мосты, вместе с названиями которых сразу, наверно, всплывают в памяти страницы культовой «Книги о вкусной и здоровой пище» Елены Молоховец: Мучной, Масляный, Сальный, Сельдяной.
Есть в Петербурге мост, который, пожалуй, уж точно пришелся бы по вкусу венецианцам – Банковский. Почему? – спросите вы. Первая ваша версия, наверное, будет связана с тем, что возле этого моста находилось здание Ассигнационного банка, а многие жители города на Адриатике, как известно, были связаны с ростовщическими и торговыми операциями, причем подчас дерзкими и рискованными. Тепло,.. и уже близко к разгадке. Все дело в исполинах, которые удерживают зубами этот цепной мост. Это скульптуры львов с позолоченными крыльями, созданные мастером эпохи классицизма Павлом Соколовым. В античной мифологии крылатый лев является хранителем сокровищ, и недаром именно он сформировал центральный образ герба богатой Венецианской республики.
Застывшим исполинам Банковского моста посвящены следующие строки ленинградского поэта Дмитрия Бобышева, и, что удивительно, ведут они себя как живые:
«Над рвомкрылатый лев сидит с крылатым львоми смотрит на крылатых львов напротив:в их неподвижно-гневном развороте,возможно, даже ненависть любя,он видит повторенного себя»
Глава 2. «Взгляни: вселенная – сквозной, бездонный ветер – // Швыряет пыль в глаза строителю хором» (чудо-города вопреки)
2.1. Утопия «у топи»
Венецию и Петербург объединяет не только то, что оба видятся как через прозрачную синеву воздуха, как и в многочисленных отражениях зеркальной поверхности окружающей их воды. Не только то, что их жители построили храмы и жилища на непригодном для этого основании – болоте, т.е. практически реализовали утопию «у топи» [см. Стеклова 2013, с.221]. И не только то, что внешний облик этой «утопии» – великолепие и изящество.
Венецию и Петербург связывает еще и то, что, как представляется, и пусть это не покажется излишним преувеличением, это – «чудо-города вопреки». Вопреки внешнему политическому окружению; вопреки природно-климатическим условиям; вопреки отживающим традициям. У Омара Хайяма есть рубаи с предупреждением для тех, кто задумал строить дом на ненадежном фундаменте:
«Постыдно забывать, как скоро прочь пойдем,На зыбкой пустоте пытаться строить дом.Взгляни: вселенная – сквозной, бездонный ветер —Швыряет пыль в глаза строителю хором».
Персидский поэт и философ XI века, конечно, уважаемый в мире мудрец, и венецианцы и петербуржцы, думается, к его совету могли бы прислушаться, но сделали ровно наоборот: неимоверными усилиями возвели свои города на зыбкой почте, но на прочном фундаменте, имя которому – ВОЛЯ. Воля к преодолению, воля к основательности, воля к поиску новых смыслов.
Даты основания городов разделяет более чем двенадцать столетий: Венеция – 452 год, Санкт-Петербург – 1703 год. Климатические условия тоже существенно разные: в Венеции климат морской, умеренно теплый (среднегодовая температура плюс тринадцать градусов); город на Неве находится в зоне умеренно-морского климата, однако с сильным влиянием более сурового континентального климата (среднегодовая температура значительно ниже – плюс шесть градусов).
Различны были и обстоятельства основания городов. Племя венетов в V веке начало заселять болотистые острова лагуны в северной Адриатике, спасаясь от нашествия вестготов и гуннов. Царь Петр I в начале восемнадцатого столетия основал Петербург на островах в устье Невы для обеспечения выхода России в Балтийское море. С учетом этих факторов развитие двух городов, естественно, шло по разным сценариям; архитектурные стили вписались в весьма широкий диапазон от византийского до ампира; менталитет жителей был сформирован на основе весьма несходных социальных процессов: в Венеции – путем тесного сотрудничества членов общества друг с другом на компактной территории, в Петербурге – с учетом имперских амбиций новой столицы России и кардинальных реформ Петра I.
Различия породили уникальность и самоценность каждого города. Амбиции пассионариев всколыхнули основную, по природе своей инертную часть социума. Отсюда – скачки в развитии, небывалый подъем экономики, открытия в науке и искусстве.
2.2. В окружении врагов
Для небольшого племени венетов, живших в северо-восточной части Италии и торговавших янтарем, воском, медом и сыром, борьба за выживание в V веке н.э. осложнялась огромным перевесом в численности войск захватчиков. Только отборные части армии предводителя вестготов Алариха составляли более 20 тысяч воинов; кроме того, перед походом на Италию к ним присоединились остготские и аланские отряды. Еще более грозную силу представляло войско вождя гуннов Аттилы, состоявшее из представителей гуннов, бастарнов, остроготов, герулов, ругов и алеманов. Перед решающими битвами численность армия Аттилы могла достигать полумиллиона человек.
Вот что пишет П. Акройд о вынужденном переселении венетов на острова в Адриатическом море во время нашествия вестготов: «Но, когда изгнанников с материка становилось все больше, в природе лагуны произошли кардинальные изменения. Это был не массовый исход, скорее следующие одна за другой волны эмиграции, достигшие наивысшей точки в конце VI века. Тогда венеты бежали от захватчиков. В 403 году Аларих, вождь вестготов, напал на провинцию Венеция; по словам римского историка Клавдиана, „разнеслась молва о походе варваров и наполнила эту землю ужасом“. Аквилея и Верона пали, множество их жителей в поисках безопасности уехали на острова» [Акройд 2012, с. 22].
Венецианские историки утверждают, что именно после первой волны переселения и возникла Венеция. Между тем, Акройд с определенной иронией относится к этому факту, имеющему больше мифологический оттенок: «… город был основан в полдень 25 марта 421 года бедным рыбаком Джованни Боно, или Джованни Добрым. У этой теории есть преимущества, так как она сближает три даты – день весеннего равноденствия, Благовещение и предполагаемую дату основания Рима. Тройное совпадение, так же как и своевременное появление Джованни Боно, слишком хорошо, чтобы быть правдой, но это часть необычной способности венецианцев вытеснять историю мифом» [Там же, с. 25]. Через четверть века новая угроза пришла от гуннов: «В 446 году Аттила захватил римские провинции от Дуная до Балкан, а затем, шесть лет спустя, взял Аквилею. Альтино и Падуя тоже были разграблены. От этих бедствий беглецы снова спасались в лагуне» [Там же, с. 23].
- «Одесский текст»: солнечная литература вольного города. Из цикла «Филология для эрудитов» - Юрий Ладохин - Языкознание
- Литературный талант. Как написать бестселлер - Михаил Ахманов - Языкознание
- Движение литературы. Том II - Ирина Роднянская - Языкознание
- Основы риторики: Учебное пособие для вузов - Александр Волков - Языкознание
- Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию - Алексей Федорович Лосев - Языкознание
- Кто боится сложностей русского языка? Простые объяснения для всех, кто хочет писать грамотно - Анастасия Алексеевна Шадрина - Языкознание
- Василий Гроссман в зеркале литературных интриг - Юрий Бит-Юнан - Языкознание
- «Есть ценностей незыблемая скала…» Неотрадиционализм в русской поэзии 1910–1930-х годов - Олег Скляров - Языкознание
- Гипограмматика. Книга о Мандельштаме - Евгений Сошкин - Языкознание
- Справочник по правописанию и стилистике - Дитмар Розенталь - Языкознание